Почему роботы отнимут у вас работу, и что делать - паниковать или радоваться

Освобождение от рутины или опасность безработицы? Повод для беспокойства или долгожданная свобода?

История проблемы

Механизмы древних времен.

Конкуренция существовала всегда – профессии исчезали и возникали, люди боролись за рабочие места друг с другом и с технологиями, философы и экономисты строили прогнозы и пытались предугадать перспективы и занимаются этим до сих пор. Например, вы можете оценить, насколько автоматизация угрожает вашей профессии и как быстро роботы вас заменят, воспользовавшись сайтом Will Robots Take My Job.

Первым о возможности передачи «работы» машинам задумался ещё Аристотель. В первой книге своей «Политики» он высказывал предположение, что они смогут развиться до такой степени, что необходимость в человеческом труде отпадёт. Для него, вполне в русле тогдашних воззрений на труд, как нечто, отвлекающее от участия в общественной жизни и развития личности, это было исключительно оптимистичным прогнозом. «Работа» в Древней Греции почиталась уделом низших классов, и механизмы лишь освободили бы рабов, считавшихся не иначе как «машинами из плоти и крови».

Переориентация экономики на экспорт шерсти повлекла за собой введение политики «огораживаний».

Реальную конкуренцию достаточно большим массам людей технологии впервые составили лишь более чем полтора тысячелетия спустя в Англии. Сначала переориентация экономики на экспорт шерсти повлекла за собой введение политики «огораживаний», в рамках которых лендлорды изгоняли с полей земледельцев для того, чтобы освободить территории под выпас овец, что повлекло за собой первый массовый всплеск «безработицы» – пусть ещё и не в нынешнем смысле. Возникшее тогда бродяжничество и нищету современник этих событий, Канцлер Англии и философ Томас Мор описал знаменитым «овцы съели людей».

Однако, уже через несколько десятилетий стало понятно, что нет – не съели. Бывшие крестьяне были впитаны растущими городами, где они нашли себе новую работу на текстильных мануфактурах, обрабатывающих ту самую, полученную со стрижки овец, шерсть. Это стало первым примером того, как отняв одно, «технологии» способны предложить нечто иное. Но нужно признать: процесс урбанизации был болезненным, работа, пришедшая на смену возделыванию земли, оказалась тяжелой и грязной, разрыв с традиционным укладом проходил очень травматично, а население Англии в результате голода и борьбы с бродяжничеством, которая велась, в том числе применением виселиц, сократилось, по некоторым оценкам на 30% (чтобы были понятны масштабы – Советский Союз в ходе Второй Мировой потерял «только» 15% своего населения).

Работницы на текстильной фабрике, конец XVIII века.

Следующий эпизод противостояния людей и технологий произошел веком позже там же и в той же сфере лёгкой промышленности – изобретение в 1785 году Эдмудом Картрайтом механического ткацкого станка увеличило производительность труда в сорок раз. Только-только обрётённые рабочие места вновь оказались утраченными. Но снова временно – вслед за прядильными машинами появились и другие и все они требовали новых ресурсов, а их добыча – новых видов труда. Мануфактуры сменялись заводами, а мышечная сила – силой пара, получаемого из угля.

Разрушители машин

Движение луддитов.

На этот раз произошедшие изменения были встречены в штыки – возникло движение луддитов. Саботаж работы и прямое действие: нападения на фабрики и разрушение машин вызвали жесткую реакцию государства, направившего на подавление «армии Неда Лудда» войска. Характерно, что никто наверху не удосужился донести до трудящихся мысль о том, что работа для них всё равно найдётся, пусть и не та, к которой они успели привыкнуть. Дело в том, что и сами «верха» в то время не слишком задумывались о том, как всё это устроено, а людей воспринимали как расходный материал, в то время как инерция сознания простых работников, только-только оправившихся от перехода от аграрного уклада к городскому тоже была очень высока.

Первая Промышленная Революция в начале XVIII века.

Теоретическую базу под взаимодействие технологических новшеств и трудовых масс начали подводить только экономисты и философы середины XIX века. Они же первыми предположили, что исчезновение одних видов работы в процессе технологического развития влечёт за собою возникновение новых, а «работа» в целом – не что-то конечное, чего может «не хватить». Первая Промышленная Революция шла полным ходом и оптимизм её апологетов со временем только укреплялся. К концу века казалось, что прогресс уничтожит не только социальные проблемы и противоречия, но и сможет избавить человечество от войн. Однако, пока одни говорили о «заблуждении луддитов», другие твердили о «закрепощении масс» и необходимости передачи «фабрик-рабочим», предрекая, что до тех пор, пока орудия производства находятся в руках крупных собственников, их сотрудники будут оставаться бесправными, а отсутствие социальной защищённости сможет вызывать взрывы безработицы в любой момент.

Вторая волна

Вторая Промышленная Революция.

Само слово «безработица» возникло именно тогда. Дело в том, что работающий в полях крестьянин или обеспечивающий нужды себя и небольшой окружающей общины ремесленник с чем-то подобным столкнуться не мог – он сам формировал свою занятость. Когда же массовой стала схема продажи труда по строгому графику в рамках выполнения жестко регламентированного набора обязанностей, возник и вызов, связанный с тем, чтобы такой возможности лишиться.

А на подходе уже была Вторая Промышленная Революция. Основы потокового производства были заложены в конце XIX века, а к началу XX сочетание маркетинговой стратегии Форда (это он придумал, что автомобиль – не атрибут элит, а массовая потребность) и внедрённого им же конвейера повлекли за собой новые изменения, вышедшие за пределы фабрик и заводов.

18 января 1886 года был выпущен первый автомобиль, изобретенный Карлом Бенцем.

Именно выход технологий на улицы городов принёс новую волну конкуренции. Посмотрите на фотографии улиц начала прошлого века: вот они запружены повозками, среди которых пытается маневрировать одинокая неуклюжая машина, а вот – десять лет спустя, единственная напуганная рёвом моторов и всхлипами клаксонов лошадь жмётся к тротуарам. Здесь немаловажно будет отметить и то, насколько непредсказуемым стал этот скачок: «В начале XX века Французская Академия предупреждала об экологической катастрофе, к которой неизбежно должно привести накопление конского навоза, связанное с развитием гужевого транспорта в Париже», напоминает, рассуждая о прогнозировании будущего Станислав Лем.

Однако, заметьте: в тех регионах, где человеческий труд оказывается дешевле, технологиям не удаётся заменить его, на что нам указывают, например, рикши, ещё до недавнего времени использовавшие собственную мускульную силу и только с резким падением стоимости малолитражного транспорта моторизовавшиеся. Более современный пример – «компьютерные рикши» – сотни тысяч низкоквалифицированных китайцев, дни напролёт взламывающих капчи, потому что их работа стоит меньше, чем внедрение скриптов.

Технологическая безработица

Очередь американских безработных во времена Великой депрессии.

В 1930-х Мейнард Кейнс, подаривший миру теорию «социального государства», от попыток применения которой многие экономики не оправились до сих пор, ввёл в массовый оборот термин «технологическая безработица».

С тех пор не угасают споры о том, способно ли внедрение новых технологических решений и возможностей породить долгосрочный кризис рабочих мест или всё ограничивается перепрофилированием, когда на смену отжившим своё профессиям приходят новые, а людям достаточно сменить или повысить квалификацию. До конца прошлого десятилетия большинство экспертов склонялись к тому, что «технологическая безработица» - явление всегда временное, ведущее к обновлению и повышению профессионализма работников. Механический труд сменил физический, оператор – профессия более статусная и высокооплачиваемая, чем рабочий, сокращение издержек ведёт к освобождению времени – вот основные звучавшие тогда тезисы. Пессимистические воззрения в основном оставались уделом маргиналов, таких как Теодор Качинский, прославившийся своей террористической борьбой с прогрессом под именем Унабомбер и философов-примитивистов.

Пессимизм

Первая полноценная ЭВМ в СССР БЭСМ-1.

Осторожные голоса, высказывающие сомнение в правильности этого подхода звучали уже тогда. И если в одном из своих выступления 1962-го года президент Кеннеди заявил, что «Если люди способны изобретать новые машины, отнимающие у них работу, то, тем более, способны изобрести новую работу», то уже через два года в письме учёных и активистов, озабоченных проблемой технологической безработицы, направленном сменившему его Линдону Джонсону, говорилось, что «революция в кибернетике создаст отдельную нацию бедных, неквалифицированных безработных».

Теоретики оспаривали и невозможность долгосрочной безработицы, как это делали Мартин Форд в книге «Свет в туннеле: автоматизация, ускорение технологий и экономика будущего» или Маршалл Брейнс в «Роботизированной нации». Гасн-Питер Мартин и Гаральд Шуман в своей «Глобальной ловушке» описывают общество, в котором труда двадцати процентов населения достаточно для того, чтобы мировая экономика продолжала развиваться. Есть и те, кто видит в этом угрозу и опасность, как Пол Кругманн в своей статье «Sympathy for the Luddites» или Фрей и Осборн в «Будущем работы».

Вдобавок, на практике оказалось, что технологии не так уж и освобождают время – так, представители профессий, требующих высокой квалификации, по крайней мере в США сегодня работают больше, чем 30 лет назад, а технологии, обеспечивающие удалённый доступ к рабочим инструментам позволяют им не отрываться от профессиональных задач и в «свободное время».

Важно и то, что новые рабочие места, как было замечено в начале XXI века, создаются не столько технологиями, сколько изменением жизненного уклада, который они за собой влекут. Так в середине 2010-х девять из десяти работающих людей заняты в профессиях, которые не существовали столетием ранее, но при этом только 5% рабочих мест, появившихся с 1993 по 2013, приходятся на высокотехнологичные области, такие как IT-сфера или телеком. Однако, вопрос в том, не значит ли это, что косвенно они всё же возникают благодаря технологиям, обеспечивающим возможность развития для сферы услуг и сервиса.

Плохо ли это?

Кадр из к/ф «Я, робот» (2004).

Гарвардский профессор экономики Лоуренс Саммерс, ранее занимавший пост Министра финансов США, в 2014 году заявил, что он больше не верит, что автоматизация всегда будет создавать новые рабочие места и, это не какая-то гипотетическая возможность в будущем; это то, что возникает перед нами уже сейчас. По его мнению, изменения будут очень глобальны и приведут к массовой безработице не только среди низкоквалифицированных сотрудников, но и для «синих» и «белых» воротничков, ведь «есть множество поводов думать, что софтверная революция будет даже более значима, чем аграрная».

Робот готовит еду.

Однако именно это даёт нам возможность смотреть в будущее с оптимизмом. Мысль Саммерса о значении цифровой революции перекликается с позицией футуролога Элвина Тоффлера. Ещё в 1970 в своей книге «Шок Будущего» он писал, что, сравнивая Цифровую Революцию с Промышленными, мы преуменьшаем её значение и правильнее было бы проводить параллель с выходом человечества из пещер и переходом от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству.

Потенциально это означает, что человечество находится на пороге невиданного, не известного письменной истории цивилизационного скачка колоссальных масштабов. И, в силу того, что скорость изменений мира многократно увеличилась и теперь, то, что в случае с концом Каменного Века, заняло тысячелетия, совершается на глазах одного, максимум – пары-тройки поколений, этот рывок, конечно, будет болезненным. Однако, пересмотрев привычный уклад жизни, отношение к нему и свои ценности, не сможет ли человечество пробиться к условиям жизни, ранее даже непредставимым.

Кадр из к/ф «Терминатор 2: Судный день» (1991).

Мы легко привыкли к таким изменениям «труда» как фриланс и удалённая работа, довольно спокойно пришли к неоднократной смене профессий, вместо непрерывной, занимающей десятилетия «карьеры» и даже смогли включить их в свой жизненный уклад, заявив, что это путь к поиску себя.

Так не пора ли начать приучать себя к мысли о том, что, как сказал экономический историк Роберт Скидельски: «Рано или поздно у нас закончится работа»?

Ведь и фриланс и удалённая занятость – это про свободу, про уход от «офисного рабства» и поиски того образа жизни, который удобен нам самим.

Да, привыкнуть к мысли о том, что традиционная «работа» закончилась и теперь нам надо будет самостоятельно придумывать, чем себя занять будет нелегко.

Это потребует ответственности – но это и есть свобода. Не пора ли нам, радостно воскликнув «Слава роботам!», отправляться на поиски своего места в новом мире?

Почему роботы отнимут у вас профессию.

О том, что дело не только в роботах, но и в самой «работе» и возможности жизни без неё, о рисках, связанных с негативными сценариями противостояния людей и машин и возможностями их преодоления мы расскажем в следующих частях цикла.

На сегодняшний день бытовая робототехника прочно вошла в нашу жизнь. В продолжение темы 5 роботов-помощников, которые доказали, кто просто необходимы человеку.