«Остановка, пусть даже на высшей точке взлета, – это смерть»
(Имаэмон Имаидзуми)
Про остров Сахалин обычный человек мало что знает. Обычно говорят «это где-то на Востоке» и все. А уж про то, что южная часть острова несколько десятилетий принадлежала Японии и называлась Карафуто знает еще меньше людей. Мы решили исправить это обидное недоразумение и ударить автопробегом по культурной неграмотности. Поэтому мы организовали небольшое путешествие по следам былого величия Японской империи на Карафуто.
Карафуто — южная часть острова Сахалин, принадлежавшая Японской империи с 1905 по 1945 годы. В состав Карафуто входил и остров Монерон площадью около 30 км², имевший японское название Кайбато. До 1905 года Сахалин принадлежал России и на нем была каторга, куда отправляли преступников со всей России. После поражения в Русско-японской войне 1904-1905 годов и подписания Портсмутского мирного договора остров был разделён на Северный и Южный по 50-й параллели и Япония получила южную часть острова вместе с Курильскими островами.
В результате победы над Японией в 1945 году Советский Союз вернул все эти территории и теперь они принадлежат России, хотя Япония до сих пор пытается претендовать на часть Курильских островов. После окончания Второй мировой войны в течение нескольких лет около 290 000 человек были депортированы из бывшего Карафуто обратно в Японию.
Существует распространенная точка зрения, что Карафуто представлял собой крупный сырьевой придаток Японский империи: его леса вырубались, истреблялось поголовье зверей, огромными темпами вылавливалась рыба и морепродукты на экспорт. Все это действительно было, но не стоит забывать, что те же леса массово вырубались в рамках борьбы с последствиями эпидемии шелкопряда, когда были заражены тысячи гектаров сахалинского леса. Поэтому не все так однозначно с истреблением японцами природы Сахалина.
Сибирский шелкопряд (Dendrolimus sibiricus Tshtvr.) является опасным вредителем хвойных лесов Сибири и Дальнего Востока, очагами массового размножения которого занимают миллионы гектаров. В связи с чрезвычайными обстоятельствами, возникшими в результате вспышки массового размножения этого вредителя в 1919 – 1922 гг. на Сахалине, был сооружен памятник гусенице сибирского шелкопряда. Место для памятника было выбрано на лесокультурной площади, на склоне, в районе нынешнего городского парка Южно-Сахалинска.
На памятнике иероглифами был написан следующий текст: «В июле 1919 года в елово-пихтовых насаждениях государственного леса Накасато, район Тоехара, впервые обнаружен очаг размножения сибирского шелкопряда, однако ущерб от этого почти был незаметный.
В следующем, 1920 году, в различных местах появились новые очаги массового размножения, которые постепенно расширились. Всевозможные меры борьбы, которые были приняты губернатором, оказались малоэффективными. В период максимального размножения в 1921 г. гусеницы шелкопряда, переходя с одного дерева на другое, образовали слой толщиной до 10 см.
Размножение было на столько массовым, что в городах и селах ночью нельзя было открывать окна, а под большими уличными осветительными лампами к утру образовывались кучи из погибших бабочек. Так за одну ночь на одном месте скапливалось до 50 и более литров погибших бабочек. В случае дальнейшего размножения имелись все основания ожидать колоссального ущерба. Однако – не по воле ли Божьей? – вследствие вспышки массового размножения его естественных врагов – паразитов, наконец-то начал исчезать столь свирепствовавший шелкопряд, а в следующем, дождливом 1922 г. он окончательно исчез. Очаги массового размножения охватили побережья Анивского залива, южный район вдоль железнодорожной линии Отомари (ныне – Корсаков – прим. Авторов здесь и далее) – Сакаэхама (ныне – Стародубское) до населенных пунктов Маруяма (ныне Березняки), Найбути (ныне Быков), Ками-Михо (ныне – Красноярка), район Симидзу (ныне – Чистоводное), Осака (ныне Пятиречье) и на западном побережье – окрестности населенных пунктов Нода (ныне – Чехов), Хабамайцана (ныне – Форель) и район Хонто (ныне – Невельск), всего площадью около 220 тысяч гектаров и с запасом древесины 25 млн. куб. метров.
Огромный запас древесины в поврежденных древостоях уже через несколько лет могут утратить свою хозяйственную ценность. С целью сохранения деловых качеств древесины была организована быстрая вырубка поврежденных лесов.
В мае 1922 г. при губернаторстве Карафуто была организована временная лесозаготовительная контора, которая и руководила государственными рубками. Планировалось в течении пяти лет заготовить 2,8 млн. куб. м. раскряжеванной древесины. Однако в ходе намеченной операции, в связи с финансовыми затруднениями и учетом санитарного состояния поврежденных древостоев, объем заготавливаемой древесины был уменьшен.
Огромный ущерб, причиненный сибирским шелкопрядом на Карафуто, является одним из редких и поражающих событий в истории мировой лесной практики. Вместе с тем вызванные в связи с этим событием государственные рубки леса оказались одним из крупнейших мероприятий в лесохозяйственной жизни Японии. Всему этому посвящается настоящий памятник, который в то же время воздвигается совместными усилиями как объект панихиды по погибшим рабочим, а также для сведения будущих поколений. Количество рабочих, принимавших участие в лесозаготовках – 3200000 человек, объем вырубленных деревьев – 2576000 куб. м. Людские жертвы – 22 человека. Август 1926 года. Временная лесозаготовительная контора. Наниматели. Инициаторы по покупке товаров. Сотрудники и другие «заинтересованные» лица». К сожалению, памятник не сохранился до нашего времени. После поражения Японии в войне 1945 г. и возвращения Южного Сахалина в состав Советского Союза памятник сибирскому шелкопряду вскоре был поврежден и долго валялся недалеко от входа в городской парк Южно-Сахалинска. Старожилы и ученные Сахалинской опытной станции говорили, что еще в начале 60-х годов они видели сваленный памятник рядом с городским парком. Однако в 70-е годы он уже исчез.
Одновременно с освоением природных богатств острова японское правительство вкладывало большие деньги в его инфраструктуру для масштабного заселения острова японцами (строились дороги, мосты, коммуникации, благоустраивались города). Большие средства инвестировались и в промышленность: здесь появилось 735 предприятий и было проложено более 700 км узкоколейных железных дорог, частично сохранившихся до наших дней.
Электростанция поселка Амбецу, наши дни.
Столица современного Сахалина – город Южно-Сахалинск (население около 200 тысяч человек). До 1905 г. на его месте находилось русское село Владимировка. После получения Южного Сахалина японцы решили построить город нового типа на месте Владимировки и сделать его столицей новой территории. Так как город строился фактически с нуля, в качестве образца застройки был выбран американский Чикаго, поэтому его характерной чертой и сегодня является «чикагская планировка»: город делится на четыре части двумя главными улицами: «Ленина» - (бывшая «Одори») и «Сахалинская» («Маока-дори»). Сам город получил название Тоёхара, что означает «Богатая долина».
Вот так выглядел Тоёхара всего несколько десятилетий назад:
В наши дни более сотни японских зданий сохранились в Южно-Сахалинске. Самое известное – Краеведческий музей, здание которого было построено в 1937 году. Оно изначально строилось японцами именно для хранения музейный ценностей.
Но сегодня речь пойдет не о Южно – Сахалинске, а именно о Карафуто, поэтому мы будем исследовать сам остров. Итак, по машинам!
Выезд в 9.30. Солнечное утро, начинает припекать.
Покидаем город и мчимся на север. Настроение повышается по мере удаления города от нас. Ведь впереди – живая история. Проезжаем Долинск, въезжаем в Стародубское.
Со Стародубского хорошо просматриваются гора Муловского, у подножия которой расположен поселок Взморье, хребет Жданко и еще дальше, на севере, голубеют контуры горы Клокова, она совсем рядом с городом Макаровым. Сахалин, вроде бы, и большой остров, но с другой стороны - до всего рукой подать.
Въезжаем во Взморье. Здесь первый пункт нашей поездки – ворота-тории японского синтоистского храма. Они расположены у сопки на побережье, в стороне от трассы.
Синтоизм – национальная религия японцев. Два иероглифа «син-то» переводятся как «путь богов». Синтоизм – язычество. Богов в синтоизме великое множество. Как объяснял мне один японец, по синтоистским поверьям бог есть у каждой вещи, например, бог горы, бог чашки и т.д. Если копнуть японские «веды» – «Кодзики», – то узнаем, что якобы изначально была божественная супружеская пара Идзанами и Идзанаги, которые породили других богов. Верховным же божеством в синтоизме почитается богиня Аматэрасу, символизирующая собой солнце. Считается, что от нее берет происхождение японский императорский дом.
Когда брат богини Аматэрасу бог ветра Сусаноо произвел разрушения в ее покоях, Аматэрасу испугалась и спряталась в грот, отчего на земле наступила тьма – солнце исчезло. Все боги стали думать, как бы ее оттуда извлечь и решили перед гротом поставить птичий насест («тории»), чтобы петух своим криком выманил ее. И хотя этот способ не помог (выманили плясками и кривляньями), с тех пор тории стали ставить у святилищ.
Храм во Взморье назывался Хигаси Сираура дзиндзя – храм Восточного Сираура. Сираура – бывшее японское название Взморье, иероглифы в переводе означают «белая бухта, белое взморье». Восточный Сираура – это был, видимо, район или даже целый отдельный поселок, что у самого моря, у восточного склона горы Муловского.
Возможно, название Сираура произошло от айнского топонима.
Айны – древнейшее население Японии, они жили также на территории России в низовьях Амура, на юге Камчатки, Сахалине и Курильских островах. В настоящее время айны проживают в основном только в Японии.
Тории этого святилища изготовлены из мощного материала – из мрамора. На правом столбе надпись гласит: «В честь 2600-летия образования государства».
Ворота храма Хигаси Сираура. Взморье
Первый японский император Дзимму основал династию и государство в 660 г.до н.э., и таким образом ворота датируются 1940 годом, когда по всей империи праздновали 2600-летний юбилей государственности.
После 1945 года, когда Япония потерпела поражение, американцы заставили императора отречься от своего божественного происхождения, и теперь Япония – конституционная монархия, а император – просто символ нации, обычный человек. По легенде один российский кандидат наук, проходивший стажировку в Национальном научном музее в Токио, дважды в непринужденной обстановке пил кофе с императором Японии Акихито (в том музее у императора кабинет: Акихито занимается ихтиологией).
Империя рухнула много лет назад, но тории стоят до сих пор. Они изготовлены из мощного материала: это имперский стиль, тогда строили на века.
Ворота-тории расположены почти на самом мысу Муловского.
Выходим на мыс. Повсюду постройки, советские и японские. В море – полуразвалившийся японский пирс. Солнце заливает акваторию. По склону горы Муловского на небольшой высоте на север идет заброшенная японская дорога.
С мыса хорошо виден пик Жданко.
Пик Жданко (682 м).
Японцы его называли Тоссо-такэ.
Покидаем эти места и неподалеку видим еще одно сооружение эпохи Карафуто – школьный павильон хоандэн.
Полное название этого сооружения на японском языке – госинэйхоандэн. Такие иногда встречаются на юге Сахалина. В эпоху Карафуто внутри каждого павильона на стене висел портрет императора и школьники перед началом занятий кланялись изображению своего микадо. Кстати, обожествление государственных лидеров – характерная особенность тоталитарных и монархических обществ.
Сейчас вокруг хоандэна – мусор и бурьян. И в самом павильоне всё не так просто: примитивная современная цивилизация потребления в лице ее «лучших» представителей оставила свой неизгладимый след: стены испещрены надписями.
Японский школьный павильон имперской эпохи
Покидаем Взморье. Проносимся мимо срытой горы, на которой орудуют экскаваторы, и несемся к самому узкому месту острова Сахалина – Перешейку Пояску (28 км). Пересекаем в этом месте остров на запад и выезжаем к поселку Ильинский.
Западное побережье Сахалина испокон веков подвергается воздействию мощных ветров Татарского пролива – ветров, дующих со стороны Сибири, и поэтому растительности здесь почти нет.
Здесь кладут асфальт, и вскоре, когда мы уже проехали Ильинский, дорога пошла просто отличная.
Подъезжаем к Красногорску. На севере громоздится гора Краснова (1093м) – одна из целей нашего пути.
Первое, что нас встречает, это здание бывшей японской электростанции. Здание величественное, размеры впечатляют. На фоне гор оно смотрится как замок. Вообще в постройках эпохи Карафуто есть что-то средневековое, античное и даже древнеиндийское. Внутри, конечно, хаос и бардак, а стены с внешней стороны, если подойти поближе, традиционно покрыты «наскальной живописью».
Бывшая электростанция находится на юге поселка. Переезжаем мост и въезжаем в Красногорск. Не следующий день синоптики обещали дождь, но возникает опасение, что дождь прольется сегодня.
За поселком трасса поворачивает на северо-восток, но мы едем прямо вдоль протоки – протоки Рудановского – прямо к озеру Айнскому по проселочной дороге, идущей через порыжевший хвойный лес.
Дорога выводит к развалившемуся деревянному мосту через место истока протоки из озера.
Протока названа в честь лейтенанта Н.В.Рудановского, который в 1857 году во время своей очередной экспедиции исследовал западное побережье Сахалина. Озеро Айнское тогда называлось по-айнски озером Таитиска.
Протока Рудановского
На том берегу истока находятся какие-то строения, в том числе лодочная станция. По пояс в воде бродят люди.
Простор озера Айнского
Вовзращаемся на автомобильную дорогу и мчимся в сторону Углегорска. Дорога идет на северо-восток, огибая озеро и Приморские горы.
С заголубевшего неба вновь засияло солнце – мы уходим от дождя, который остался на юге.
На крутом повороте из-за гравия не удалось затормозить, и наш автомобиль с ходу врезался боком в отбойник, протершись об него приличное расстояние. Появились вмятина, краска местами облупилась. Но в целом ничего серьезного.
Проезжаем маленький поселок Айнское. Много заброшенных домов. Обращает внимание наличие огромных полей. Высокий сельскохозяйственный потенциал, наверняка, использовался в былые имперские времена.
Подъезжаем к предгорью горы Краснова. С перевала Озадачливого виден на востоке протянувшийся с севера на юг Камышовый хребет и гора Соколовка на нем (929 м).
Камышовый хребет. Вид с перевала Озадачливый.
Идет стройка: бульдозеры разравнивают местность под будущую железную дорогу.
К вечеру въезжаем в Углегорск. Проезжаем по его улицам к морю и поворачиваем на набережную улицу на юг. Наш путь теперь пойдет на юг – к мысу Ламанон, вдоль берега Татарского пролива.
Набережная улицы почему-то напомнила о Питере и Неве.
Углегорск
В заходящем солнце на морской глади покоятся суда. У самого берега – севшее на мель и развалившееся надвое судно.
Выезжаем за город. Проезжаем высокую трубу и дозаторы у сопки. Когда-то здесь была японская шахта.
Дорога идет вдоль крутого берега, потом уходит в лес и вскоре выходит к берегам залива Изыльметьева. Вдали у сопки мелькнул поселок Поречье. Проехали село Орлово.
Залив Изыльметьева
Вскоре из-за высокого берега показалась полосатая башня маяка на мысе Ламанон. Сгущались сумерки.
Подъехали к маяку. Здесь местность открытая, ветры дуют неимоверные. Одним словом – мыс.
Маяк Ламанон
Мыс назван в честь участника французской экспедиции на Сахалин и Курильские острова в 1787 году под руководством Ж.Ф.Лаперуза, ученого Жан-Хонорэ-Роберт де Паул Шевалье де Ламанон.
Во дворе на привязи бегал огромный пес. Мы отворили калитку и вошли на территорию. Людей не было. Зашли в одну из жилых построек. Постучались в двери. Вышел человек. Вообще-то мест для ночлега у них нет, но нам удалось договориться о ночевке.
Маяк японский. Помещения соединены между собой крытыми ходами. Со времен Карафуто сохранилось всё, даже раздвижные двери.
Внутри помещений маяка – атмосфера старой Японии
Пока светло решили съездить на водопад, до него пару километров. Завтра утром будет дождь, поэтому лучше ехать туда сегодня.
На водопад Ламанон мы приехали, когда сумерки стали еще гуще – к шести часам вечера.
Рядом с водопадом находится небольшая площадка и импровизированные столики для пикника и мусор – все как всегда.
Водопад Ламанон (река Вязовка)
Дует сильный ветер, врываясь в ущелье. Шумит лес на высоких скалах. Темнеет на глазах. Холодно. Небо затягивается пеленой и мы едем обратно.
Тот водопад, что севернее водопада Ламанон, сфотографировать не удается – из-за сумерек фото получается смазанным. Он, конечно, не такой мощный, но достаточно высок (17 м, на безымянной реке, согласно базы данных по водопадам острова Сахалин).
После шести часов вернулись на маяк.
Поздно вечером продолжал дуть сильный ветер. На удивление небо было звездным. Маяк высился рядом с домом. Если посмотреть на него снизу, то взору откроется потрясающая картина: устремленный в небо исполин, вращая своей линзой, не спеша прорезает темень двумя мощными лучами в форме круга: поочередно – рельеф западного берега и беспросветность Татарского пролива. А там, в Татарском проливе, суда получают от маяка соответствующие сигналы.
…Ночевка на маяке – непередаваемые ощущения. На современных маяках в Японии нет места для людей– они все безлюдные, автономные и маленькие. Ночевки на сахалинских маяках настоящий праздник для путешественников и романтиков: засыпая под завывания ветра в старом маяке, построенном еще японцами, и понимая, что находишься на самом краю огромной России, невольно начинаешь думать о смысле жизни…
Подъем в 08.00. Пасмурно. Дождит.
За завтраком замечаем на кухне висящие под потолком морские часы с 24-часовым циферблатом.
Часы противоударные, антимагнитные, водонепроницаемые, с индивидуальным номером. Вот это железная мощь!
Мы покинули гостеприимный маяк и направились в сторону Орлово.
По дороге недалеко от маяка – в пойме то ли реки Яловки, то ли ручья Садового – мы обнаружили выходы базальта.
Магматическая порода. Оно и не удивительно: рядом древние вулканы – гора Краснова и гора Ичара. Кстати, гора Ичара, видна с материка и в древности служила чем-то вроде ориентира для жителей и путешественников.
По пути заехали в поселок Поречье, расположившийся у склона сопки в стороне от дороги. Поселок по масштабам довольно большой. Видно, что некогда тут процветало сельское хозяйство. Сейчас всё существует по инерции. Население – 310 человек. Местами можно увидеть дома с зияющими окнами-бойницами.
Село Поречье
Едем на Углегорск. Погода налаживается: дождь кончился, на море – солнечные блики. Но всё же холодно.
В Углегорске нас интересует памятник архитектуры эпохи Карафуто – синтоистское святилище.
– Вам японская церковь нужна? – переспрашивают люди, к которым мы обращаемся с вопросом. Отвечают, что она в районе порта, и объясняют, как туда проехать.
Наконец видим в распадке ворота-тории.
Это храм Эсутору-дзиндзя. Эсутору – японское название города Углегорска. Здесь, на берегу, в августе жаркого и победного 1945 года была произведена высадка советского десанта.
Перед воротами стоит стела, надписи на сторонах которой гласят: с западной стороны – «Храм префектурального значения Эсутору» (если не ошибаюсь, Эсутору-дзиндзя входил в тройку крупнейших на Карафуто, наряду с Сиритору-дзиндзя и Карафуто-дзиндзя); с северной стороны – «Спонсор: АО «Оптовый морепродуктовый рынок Эсутору»; с восточной стороны – «В честь 2600-летия образования государства»; с южной стороны – «Генерал армии Угаки Кадзусигэ собственноручно»
На самих воротах, на восточной стороне столбов надписи свидетельствуют о спонсорах: «Кредитно-потребительское товарищество города Эсутору» и «В честь 2600-летия образования государства».
Взбираемся по дороге, ведущей вверх до самого храма, через лес.
Храм находится в разрушенном состоянии. Много поваленных сооружений, они зарастают бурьяном. Если что-то ещё и не повалилось, то перспективы этого налицо: строения нависают над обрывом.
Едем в город.
Кстати, в Углегорске есть весьма неплохой музей – советуем в него зайти. Он находится в отдельном ухоженном здании. И он стал последним пунктом нашего пребывания в этом городе.
Из Углегорска мы выехали уже в сумерках. Назавтра у нас намечено восхождение на гору Краснова (1093 м), поэтому сегодня решили приблизиться к горе по максимуму, разбить поблизости лагерь, а с утра начать восхождение.
Недалеко от реки Стародинской уже в темноте, в совершенно безлюдном месте, когда позади остались поселки Краснополье и Медвежье, на перевале, мы заприметили сторожку, в окне которой мелькал огонек. Решено было попытать счастья: не хотелось ночевать в палатке в такой холод. Навстречу вышел человек с фонарем, и вскоре нам уже было объяснено как добраться до другой сторожевой будки, что в ста метрах отсюда. Та будка пустует, поскольку у сторожа сегодня выходной, там есть печка, без проблем можно заночевать (как выяснилось это будки сторожей, стерегущих дорожно-строительную технику).
Мы поехали по указанному маршруту и вселились в сторожку с двумя лавками, столом и печкой-буржуйкой. Вот уж повезло так повезло. Тем более что вдоль реки Стародинской, неподалеку от которой мы находимся, идет лесная дорога до самой горы Краснова.
Растопили печку – дрова были аккуратно сложены возле нее. Вскоре температура внутри стала повышаться. Разложили на столе ужин.
Ночью на небе были необычайно крупные звезды. Молодой месяц заливал своим светом всю округу. Звенящая тишина, потрескивают дрова в печурке, играя бликами огня на стене. Накаленная печь дает жар, постепенно становящийся невыносимым – приходится открывать дверь. А на улице мороз. От жары клонит в сон.
Ночью, в гору, по трассе мимо нашей сторожки, поднималась (ползла) огромная фура-бензовоз, которую мы объехали несколько часов тому назад. Она ползла настолько медленно, что, казалась, черепаха и то быстрее ее передвигается, – наверное, какая-то поломка там у них была. Проблесковые маячки фуры бросали оранжевые блики на стену.
Подъем в шесть утра по будильнику.
Огонь в печке давно погас. В сторожке было холодно, но не так, как на улице. В небе ярко сияют звезды. На входной двери с внутренней стороны, оказывается, начертана забавная надпись: «Заходи – не бойся, выходи – не плачь».
Мы покинули гостеприимный охранный пост и отправились к подножию горы Краснова (гора Уссу – по-айнски). Планировали за световой день взобраться на нее и спуститься.
Подъезжаем к мосту через реку Северодинскую. Здесь – ближайшее расстояние до горы Краснова, если идти по прямой. Значит, где-то здесь должна быть дорога. Но всё в округе занесено первым снегом, и съезд от трассы не виден. С трассы снежную (ставшую за ночь снежной) гору Краснову видно хорошо.
Гора Краснова (1093 м)
Вот и дорога! Она едва проступает сквозь заснеженные заросли: глубокая колея уходит в чащу.
Мы попытались было проехать на всей скорости по ней, но всё же сели в глубокой колее. Капитально увязли. Лучше бы пешком пошли!
Пришлось делать из подручного материала слеги, на что ушло два с половиной часа. На продольно положенную у колес пару небольших бревен кладется длинный крепкий шест так, чтобы он упирался в днище автомобиля, и, используя его как рычаг для того, чтобы приподнять машину, мы, стоя на другом конце, качаемся поочередно на нем, как на качелях в детстве.
Под ногами в топи покоится множество использованных слег: народ, видимо, тут часто увязывает.
Наконец-то, разогнавшись, на всей скорости наша машина выкарабкалась по слегам из месива. Аллилуйя!
Время 11.30. Ехать на гору поздно, да и дорога дальше в лес такая же топкая – вновь увязнешь; пешком идти тоже не вариант.
Что делать?
Едем в Томари – пускай наше путешествие станет полностью автомобильным и логически завершенным: мы проедем западное побережье южного Сахалина – можно даже до Холмска, откуда повернем на Южно-Сахалинск.
…Грязные и с промокшей обувью, мы вышли из леса. Белая гора Краснова, возвышаясь над серыми невысокими сопками, словно дразнит. Но ничего, доберемся до нее в другой раз!
Мчимся на юг по солнечной трассе. Горы Ламанон в главе с горой Краснова удалялись на севере.
На этом побережье много французских названий – наследие 18 века. В те времена французы активно обследовали эти места и об этом можно писать отдельную историю. Вообще про Сахалин можно писать бесконечно много, если честно.
Мы проезжаем Красногорск, села Парусное и Белинское.
Подъезжаем к Ильинскому. Поселок назван честь Ильи Пророка – эхо русских поселений 19 века на юге Сахалина.
Здесь уже акватория залива де Лангля: еще одно французское название – в честь командира фрегата «Астролябия» (экспедиция Ж.Ф.Лаперуза) де Лангля Поля Антуана Флерио.
На выезде из Ильинского, у дороги на Томари, среди простора долины реки Ильинки, где гуляют всевозможные ветры, стоит памятник.
Надпись на нем гласит: «На этом месте лейтенант флота Н.В.Рудановский 20 августа 1857 года основал Муравьевский (Кусунайский) русский военный пост».
Муравьевских постов на Сахалине существовало три: первый был образован 22 сентября 1853 года Г.И.Невельским на берегу залива Анива в айнском селении Кусун-Котан (возле нынешнего Корсакова); второй пост был основан здесь, в устье реки Кусунай (Ильинки); третий Муравьевский пост был поставлен в лагуне Буссе летом 1867 года и просуществовал до 1872 года.
Едем вдоль залива де Лангля. Въезжаем в село Пензенское. В этом селе наше внимание привлекает памятник Ж.Ф.Лаперузу.
«Здесь в июле 1787 года высадилась французская исследовательская экспедиция под руководством Лаперуза» – написано на русском и французском языках.
Лаперуз – французский мореплаватель, который в 1785-1788 годах возглавлял экспедицию по изучению Тихого океана. Схематично его маршрут представлен на карте. Именно в ходе своего путешествия Лаперуз открыл пролив длиной 101 км между Сахалином и островом Хоккайдо, который ныне носит его имя - пролив Лаперуза. Несмотря на полученную от жителей Хоккайдо информацию, Лаперузу не удалось совершить ещё одно открытие: поднимаясь выше 51 градуса северной широты, он был введён в заблуждение постоянным уменьшением глубин и решил, что Сахалин является полуостровом, соединённым с материком песчаным перешейком. Переждав начавшийся шторм в удобной бухте, которую назвал заливом Де Кастри (ныне залив Чихачёва), Лаперуз пошел на юг, по дороге дав название южной оконечности острова — мысу Крильон. Так честь открытия Татарского пролива досталась русскому адмиралу Геннадию Ивановичу Невельскому.
В этом месте, в айнском поселке Наёри, Лаперуз встречался с айнами. Тогда европейцы были поражены гостеприимством и радушием местных жителей.
Сейчас тут бегают дети, ведется ремонт домов. Поселок живет.
Едем в Томари вдоль высоких крутых отвесных берегов.
Татарский пролив, залив де Лангля.
Здесь, на берегу Татарского пролива, дует сильный холодный ветер. Берега покрыты невысоким бамбуком.
Проезжаем село Неводское с его опустевшими домами. Село словно вымерло. Внизу у моря, правда, теплится какое-то предприятие.
Через несколько километров въезжаем в город Томари, расположенный в красивой бухте.
Название, казалось бы, японское, но это айнское слово, которое означает «бухта». Во времена Карафуто город назывался Томариору.
Вечереет. Проезжаем японский мост через реку Томаринку.
Слева в глаза бросаются ворота-тории японского святилища, расположенного на склоне горы. Чуть поодаль – бывший японский бумажный завод. Хотя завод давно уже не работает по своему прямому назначению - одна из труб дымилась.
Идем к японскому храму, нужно его осмотреть.
Тории мощные – всё тот же имперский стиль. Но если во Взморье и Углегорске эти ворота изготовлены из мрамора и гранита, то здесь на первых воротах использован бетон и гранитная крошка. Вторые тории – главные, установленные непосредственно перед храмом, – изготовлены из гранита.
Удивило то, что храм как таковой хоть и разрушен, но отдельные сооружения находятся в отличном состоянии. Территория облагорожена: повсеместно установлены таблички на обоих языках – русском и японском – с описанием того или иного культового сооружения.
Сэнсоу-кинэнхи – стела в память о войне, выполненная в форме артиллерийского снаряда.
Сразу перед первыми (внешними) воротами стоит стела в память о войне. Наверняка, русско-японской. На воротах-тории, стоящих перед самим храмом, всё та же надпись – «В честь 2600-летия основания государства». И имя спонсора.
Фундамент храма Томариору-дзиндзя
Храм был основан 8 ноября 1921 года и воздвигнут в честь богини солнца Аматэрасу, а также духа риса и духа гор, как гласит табличка. Вокруг храма растет тис – японцы его сажали повсеместно в свое время.
Рядом стоит тюконхи – стела в честь воинов, проявивших верность (отечеству и императору).
Ее соорудили во упокой душ погибших в японо-китайской и русско-японской войнах. В основании стелы, как гласит табличка, могли храниться свитки или деревянные дощечки с именами погибших воинов.
Внизу сопки расположен бывший целлюлозно-бумажный завод, также построенный в эпоху Карафуто.
Японцы начали строить целлюлозно-бумажные комбинаты для утилизации погибших лесов после нашествия шелкопряда в двадцатых годах. На Карафуто было построено 10 заводов, из них мы после 1945 года унаследовали 7. Заводы строили не столько для производства бумаги, сколько для нужд военной промышленности. Японцы заботились об очистке стоков. Сейчас на Сахалине нет ни одного действующего целлюлозного производства. Старые ЦБК, построенные еще японцами, были закрыты в 90-х годах XX века. Это – Холмский ЦБЗ (построен в 1919 году, площадь 22,7 Га производство бумаги остановлено в 1993 г.), Углегорский ЦБЗ (ликвидирован в 2005 г.), Макаровский ЦБЗ, Долинский ЦБЗ (основан в 20-е годы), Чеховский ЦБЗ (построен в 1922 году, с 1996 года предприятие было официально законсервировано, но консервация не удалась и завод был разграблен, а подъездные пути разобраны), Поронайский ЦБЗ и Томаринский ЦБЗ. Одним из главных факторов закрытия сахалинских ЦБК в начале 1990-х годов стало падение цен на целлюлозу на международном рынке, т.к. целлюлозно-бумажные заводы Сахалина были ориентированы в первую очередь на экспорт своей продукции.
Спускаемся с храмовой сопки и едем к заводу.
Колосс замер, теперь он всего лишь памятник имперского прошлого.
Город Томари
Томари похож на Углегорск и Макаров, это типовые города. Они схожи также рельефом и расположением у моря.
За городом, на востоке – огромные долины, поля, хоть табуны разводи.
Закат. Но плотные тучи прячут солнце.
Едем ужинать в кафе. Это в тайге можно было бы костер запалить, да и набирать воду для ужина из реки, протекающей через город, дело рискованное.
Стемнело окончательно. Решили найти ночлег в городе. Нашли ее в бараке у работяг: киргиз Улан и Артем из Иркутска, ребята нашего поколения, великодушно предоставили пустующую комнату гостям. Даже предложили ужин, но мы отказались.
Ребята только перед нами вернулись с объекта. Артем засел за игру в гонки на компьютере. Улан расспрашивал про наш поход.
Жалко ребят: живут и работают в тяжелых условиях. Улан еще молод, но голова вся седа. Добрый малый, предложил нам конфеты к чаю, он их только что в магазине купил.
Подъем в семь пятнадцать.
Парням надо на работу. Мы тоже быстро встали, подогрели в огромной кастрюле рабочую еду – тушеную картошку, которую ребята нам дали, – они всё равно в столовой питаются.
Ночью шел дождь, с утра небо было разноцветным: на западе, над морем, сияли светло-оранжевые просветы.
Мы вышли из барака в восемь, решили прогуляться по городу пешком и первым делом вышли на побережье.
Рассвет над Татарским проливом
«70 лет Октябрьской революции» – гласит бетонная стела в центре города. На площади стоит маленький Ленин. В Макарове его, кстати, нет – хотя раньше он стоял где-то, вынесенный к автомобильным боксам, но затем потерялся. А так он повсеместно стоит, в каждом городе, по всей стране.
На территории храма у забора стоит девочка-пионерка со знаменем в руке и серьезным выражением лица – это уже осколок другой империи, не менее величественной.
К девяти часам пошли в местный музей, расположенный на втором этаже дома культуры.
Директор, он же единственный сотрудник музея, Эрик Дё показывает нам редкие экспонаты, практически эксклюзив: японскую газету «Асахи симбун» военного времени, в ней напечатано интервью с начальником генштаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии Б.М.Шапошниковым, в котором речь идет об обороне Москвы зимой 1941 года. В других номерах помещена не менее любопытная информация. Эту газету, экземпляры которой в Японии сгорели во время американских бомбардировок Токио в марте 1945 года, японцы предлагали в свое время выкупить, но от их предложения отказались.
…Выяснилось, что японский храмовый комплекс Томариору-дзиндзя – единственный сохранившийся в области. Таблички у сооружений на территории храма были установлены силами музея.
Томари с населением около 5000 человек является побратимом японского города Тэсио.
В музее есть интересный экспонат: письмо виконтессы дё Лангль мэру Томаринскому района с уважением за хранение памяти ее предка Поля Антуана дё Лангля (залив де Лангля).
В музее, которому не хватает площадей, много весьма интересных экспонатов – как эпохи Карафуто, так и прочих эпох.
…Выехали из Томари в 10.05, купив на дорогу местного молока.
Промчались Ильинский, пересекли остров с запада на восток и после обеда прибыли обратно в Южно-Сахалинск. Но о нем расскажем уже в другой раз.
Сахалин – суровый малозаселенный остров (проживает меньше 500 тысяч человек). Но есть в нем что-то магическое и завораживающее. Это связано и с его непростой историей, и с удаленностью от остальной России, и с потрясающей природой (кстати, встретить медведя проще, чем вам кажется). Одно мы можем сказать точно: побывав на нем хотя бы один раз, он наверняка запомнится на всю оставшуюся жизнь и вас будет тянуть к нему снова и снова.